Неточные совпадения
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный,
право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит
ухо, хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Он преподавал русский язык и географию, мальчики прозвали его Недоделанный, потому что левое
ухо старика было меньше
правого, хотя настолько незаметно, что, даже когда Климу указали на это, он не сразу убедился в разномерности
ушей учителя.
— А вы не из тех ли добродушных, которые хотят подвести либералов к власти за левую ручку, а потом получить
правой их ручкой по
уху?
Говоря, Кутузов постукивал пальцем левой руки по столу, а пальцами
правой разминал папиросу, должно быть, слишком туго набитую. Из нее на стол сыпался табак, патрон, брезгливо оттопырив нижнюю губу, следил за этой операцией неодобрительно. Когда Кутузов размял папиросу, патрон, вынув платок, смахнул табак со стола на колени себе. Кутузов с любопытством взглянул на него, и Самгину показалось, что
уши патрона покраснели.
— Сбоку, — подхватила Пелагея Ивановна, — означает вести; брови чешутся — слезы; лоб — кланяться; с
правой стороны чешется — мужчине, с левой — женщине;
уши зачешутся — значит, к дождю, губы — целоваться, усы — гостинцы есть, локоть — на новом месте спать, подошвы — дорога…
— Типун тебе,
право — болтун этакий! Поди, я
уши надеру!
—
Право, осел! — наивно подтвердил Райский, — вижу, как ты мудришь надо мной, терплю и хлопаю
ушами.
В
ушах серьги непременно, у иных по две, в верхней и нижней части
уха, а у одного продета в
ухо какая-то серебряная шпилька, у другого сережка в
правой ноздре.
Они видны несколько
правее от
Ушей, если идти из Японии, как будто на втором плане картины.
Правый глаз ее был крив, а левое
ухо почему-то с разрезом.
— Смотрите, не отмыли под ногтями; ну, теперь трите лицо, вот тут: на висках, у
уха… Вы в этой рубашке и поедете? Куда это вы едете? Смотрите, весь обшлаг
правого рукава в крови.
А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и станет прямо близ
правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за
ухо оселедец и говорил стоявшему близ его соседу: «Эх, добрая баба! черт-баба!»
На другой день я читал мою статью уже лежа в постели при высокой температуре, от гриппа я в конце концов совершенно оглох на левое
ухо, а потом и
правое оказалось поврежденным.
Снаружи у дверей дежурил, прислонясь к стене, лакей, а толстый, рослый, важный метрдотель, у которого на всегда оттопыренном мизинце
правой руки сверкал огромный брильянт, часто останавливался у этих дверей и внимательно прислушивался одним
ухом к тому, что делалось в кабинете.
А внизу — образно изогнутая спина, прозрачно колыхающиеся от гнева или от волнения крылья-уши. Поднявши вверх
правую руку и беспомощно вытянув назад левую — как больное, подбитое крыло, он подпрыгивал вверх — сорвать бумажку — и не мог, не хватало вот столько.
Расстояние было не более восьми шагов. Веткин долго целился, кружа дулом в разные стороны. Наконец он выстрелил, и на бюсте, на
правой щеке, образовалась большая неправильная черная дыра. В
ушах у Ромашова зазвенело от выстрела.
— Да вот, например, как при крепостном
праве бывало. Призовет господин Елпатьев приказчика:"Кто у тебя целую ночь песни орал?"И сейчас его в
ухо, в другое… А приказчик, примерно, меня позовет."Ты, черт несуразный, песни ночью орал?"И, не дождавшись ответа, тоже — в
ухо, в другое… Сладость, что ли, какая в этом битье есть?
— Я… я очень просто, потому что я к этому от природы своей особенное дарование получил. Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за
ухо да в сторону, а
правою кулаком между
ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиреет.
Я возвратился из Версаля в Париж с тем же поездом, который уносил и депутатов. И опять все французы жужжали, что, в сущности, Клемансо
прав, но что же делать, если
уши выше лба не растут. И всем было весело, до такой степени весело, что многие даже осмелились и начали вслух утверждать, что Мак-Магон совсем не так прост, как это может казаться с первого взгляда.
Животрепещущая дама, вооруженная большим кухонным ножом, засучив
правый рукав своей кофты, прямо направилась к двери конторы и еще раз приложила
ухо к створу. И сомнения никакого не было, что злосчастная пара наслаждается сном безмятежным: так и слышно, как один, более сильный, субъект гудет гусаком, а другой, нежнейший, выпускает придыханием протяжные «пхэ».
Лысину чешет всегда в одном месте, над левым
ухом, и всегда мизинцем
правой руки, перекидывая её через голову.
«Стригуны» сознавали, что Собачкин
прав, но в то же время ехидные слова Фуксёнка: «А все-таки крестовых походов из этого не выйдет!» — невольно отдавались в
ушах.
Каждый день, в течение нескольких часов, быть обязательным слушателем длинноухих речей и не иметь
права заткнуть
уши, убежать, плюнуть или иным образом выразить свои чувства, — как хотите, а такое положение может навести на мысль о самоубийстве.
Комендант Верхо-Яицкой крепости, полковник Ступишин, вошел в Башкирию, сжег несколько пустых селений и, захватив одного из бунтовщиков, отрезал ему
уши, нос, пальцы
правой руки и отпустил его, грозясь поступить таким же образом со всеми бунтовщиками.
Она была особенно успокоительна тем, что вырезанная из жести пряничная лошадка, состоявшая в должности дракона и посаженная на шпице, беспрестанно вертелась, издавая какой-то жалобный вопль, располагавший к мечтам и подтверждавший, что ветер, который снес на левую сторону шляпу, действительно дует с
правой стороны; сверх дракона, между колоннами были приделаны нечесаные и пресердитые львиные головы из алебастра, растрескавшиеся от дождя и всегда готовые уронить на череп входящему свое
ухо или свой нос.
Оставимте на несколько минут, или на несколько страниц, председателя и советника, который, после получения Анны в петлицу, ни разу не был в таком восторге, как теперь: он пожирал сердцем, умом, глазами и
ушами приезжего; он все высмотрел: и то, что у него жилет был не застегнут на последнюю пуговицу, и то, что у него в нижней челюсти с
правой стороны зуб был выдернут, и проч. и проч. Оставимте их и займемтесь, как NN-цы, исключительно странным гостем.
Я отдался в ее распоряжение и стал вслушиваться в постукиванье молотка, который разыгрывал на моей груди оригинальную мелодию. Левое легкое было благополучно, нижняя часть
правого тоже, а в верхушке его послышался характерный тупой звук, точно там не было хозяина дома и все было заперто. Анна Петровна припала
ухом к пойманному очагу и не выдержала, вскрикнув с какой-то радостью...
— Дай срок, все в своем месте объясню. Так вот, говорю: вопрос, которая манера лучше, выдвинулся не со вчерашнего дня. Всегда были теоретики и практики, и всегда шел между ними спор, как пристойнее жизнь прожить: ничего не совершив, но в то же время удержав за собой
право сказать: по крайней мере, я навозной жижи не хлебнул! или же, погрузившись по
уши в золото, в виде награды сознавать, что вот, мол, и я свою капельку в сосуд преуспеянья пролил…
Право, что-то проклятое было в этой молодости: как будто она только затем и дана была, чтобы впоследствии, через десять лет, целым порядком фактов напомнить нам о том, что металось перед нашими глазами и чего мы не видели, что немолчно раздавалось у нас в
ушах и чего мы не слышали.
Когда все это, и мировое и будничное, представляется уму во всех деталях и разветвлениях и когда, в то же самое время, в
ушах звенят клики околоточной литературы, провозглашающей упразднение девиза, благодаря которому мы имеем крупповские пушки, ружья-шасспо и филипповские калачи, —
право, становится жутко.
Пошевелился Дружок. Я оглянулся. Он поднял голову, насторожил
ухо, глядит в туннель орешника, с лаем исчезает в кустах и ныряет сквозь загородку в стремнину оврага. Я спешу за ним, иду по густой траве, спотыкаюсь в ямку (в прошлом году осенью свиньи разрыли полянки в лесу) и чувствую жестокую боль в ступне
правой ноги.
Его звали Доримедонт Лукич, он носил на
правой руке большой золотой перстень, а играя с хозяином в шахматы, громко сопел носом и дёргал себя левой рукой за
ухо.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой шеей. На голове у него, немного выше лба, над
правым глазом, была большая шишка, маленькое острое
ухо плотно прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
— Ну, как тебе не стыдно, Дора,
уши,
право, вянут слушать, что ты только врешь, — останавливала ее в таких случаях скромная Анна Михайловна.
От слова до слова я помнил всегда оригинальные, полные самого горячего поэтического вдохновения речи этого человека, хлеставшие бурными потоками в споре о всем известной старенькой книжке Saint-Pierre „Paul et Virginie“, [Сен-Пьера «Поль и Виргиния» (франц.).] и теперь, когда история событий доводит меня до этой главы романа, в
ушах моих снова звучат эти пылкие речи смелого адвоката за
право духа, и человек снова начинает мне представляться недочитанною книгою.
Батальонный остряк, унтер-офицер Орлякин, обедая со своим взводом, бывало, откладывал свой хлеб, левой рукой брался за
ухо, а в
правой держал ложку и, хлебая щи, говорил: «По-юнкерски, с ушком».
Жевакин (кланяясь).Ах, извините! я немножко туговат на
ухо. Я,
право, думал, что вы изволили сказать, что покушали яичницу.
Представьте себе красную рожу, изрытую глубокими рябинами, рот до
ушей, плоской нос, немного уже рта, невыбритую бороду и рыжие усы, которые, несмотря на величину свою, покрывали только до половины глубокой рубец, или, лучше сказать, яму на
правой щеке его, против самой челюсти.
За обедом уселись следующим образом: m-me Мерова на месте хозяйки, по
правую руку ее Тюменев, а по левую Бегушев. Домна Осиповна села рядом с Хмуриным, а граф Хвостиков с Офонькиным. Сам Янсутский почти не садился и был в отчаянии, когда действительно
уха оказалась несколько остывшею. Он каждого из гостей своих, глядя ему в рот, спрашивал...
Пришёл с войны один из Морозовых, Захар, с георгиевским крестом на груди, с лысой, в красных язвах, обгоревшей головою;
ухо у него было оторвано, на месте
правой брови — красный рубец, под ним прятался какой-то раздавленный, мёртвый глаз, а другой глаз смотрел строго и внимательно. Он сейчас же сдружился с кочегаром Кротовым, и хромой ученик Серафима Утешителя запел, заиграл...
Есть такие ловкие охотники, которые в одиночку заганивают лису и приводят ее живую на веревке. При такой одиночной охоте, загнав лису, надобно левою рукою держать ее за
уши, а
правою надеть на нее намордник.
«Расстегивай!» — «Я, ваше благородие, и так выну». Однако заставил я его расстегнуть. Что ж вы думаете? Тащит из ранца за
уши поросенка живого! И рыльце веревочкой завязано, чтобы не визжал!
Правой рукой под козырек, рожу этакую почтительную скорчил, а левой поросенка держит. Стащил, подлец, у молдаванки. Ну, конечно, я его тут легонько ткнул!
Словом, дом Гаврилы Степаныча пришелся как нельзя более под лад общежительному и бесцеремонному образу мыслей обитателей — го уезда, и единственно скромность г. Акилина была причиною тому, что на дворянских съездах в предводители избирался не он, а отставной майор Подпекин, человек тоже весьма почтенный и достойный, хотя он и зачесывал себе волосы на
правый висок из-за левого
уха, красил усы в лиловую краску и, страдая одышкой, в послеобеденное время впадал в меланхолию.
— И я, браток, ночей не спал, было время, и всех по рожам бить хотел! Я ещё до солдатчины был духом смущён, а там оглушили меня — ударил ротный по
уху — не слышу на правое-то. Мне фершал один помог, дай ему…
Потом, то взвешивая на левой руке отшибленную
правую, то потирая красное
ухо и глядя мне в лицо остановившимися, нелепо вытаращенными глазами, он стал бормотать...
(Передразнивая Дурнопечина.)«Ой, не могу ничего есть, ой, ничего не надо, и слышать, говорит, о пище не могу»; а как проголодается, так всего давай; уписывает так, что за
ушами трещит; а наестся, опять за те же манеры, удивительная вещь —
право!..
Ритор Тиберий Горобець еще не имел
права носить усов, пить горелки и курить люльки. Он носил только оселедец, [Оселедец — так называли длинный клок волос на голове, заматываемый за
ухо.] и потому характер его в то время еще мало развился; но, судя по большим шишкам на лбу, с которыми он часто являлся в класс, можно было предположить, что из него будет хороший воин. Богослов Халява и философ Хома часто дирали его за чуб в знак своего покровительства и употребляли в качестве депутата.
Это была бешеная скачка. Лошади прижали
уши и понеслись, точно в смертельном страхе, а ямщик то и дело приподнимался и без слова помахивал
правою рукой. Тройка как будто чуяла, хотя и не могла видеть этих движений… Земля убегала из-под колес, деревья, кусты бежали навстречу и будто падали за нами назад, скошенные бешеным вихрем…
Он поминутно обегал весь кружок, обступивший Шумкова, и так как был мал, то становился на цыпочки, хватал за пуговицу встречного и поперечного, то есть из тех, кого имел
право хватать, и все говорил, что он знает, отчего это все, что это не то чтобы простое, а довольно важное дело, что так оставить нельзя; потом опять становился на цыпочки, нашептывал на
ухо слушателю, опять кивал раза два головою и снова перебегал далее.
И я думал: нет, вздор все мои клятвы! Что же делать?
Прав Бильрот, — «наши успехи идут через горы трупов». Другого пути нет. Нужно учиться, нечего смущаться неудачами… Но в моих
ушах раздавался скрежет погубленной мною девочки, — и я с отчаянием чувствовал, что я не могу, не могу, что у меня не поднимется рука на новую операцию.